— Э-э… Линочка, детка. Мне как-то неловко это делать — всё-таки я мужчина, а она девушка.
— Что делать?
— Прокрутить запись того, что происходило в её каюте… ну, скажем, за последние три дня. Ты не могла бы? Я уже всё подготовил.
— Хорошо.
Пока Лина просматривала запись в ускоренном режиме, я стоял спиной к экрану и угрюмо глядел на спящую Прайс.
«Кэп, ты был неправ, — мысленно обратился я к Павлову. — Напрасно я послушался тебя».
Хотя кто знает. Может, на другом корабле она бы и не такое устроила…
— Ну вот, — отозвалась наконец Лина. — Что я говорила! Кортни совсем рехнулась. Спит по четырнадцать часов в сутки, глотает снотворное как витамины… С ума сошла девчонка! — Она выключила терминал и вновь присела на край койки. — Что нам делать, Саша?
— А то я знаю, — растерянно ответил я.
— Но этого оставлять так нельзя, — решительно заявила Лина. Прежде чем я успел запротестовать, она перевернула Прайс на спину и стала энергично трясти её за плечи. — Ну, просыпайся! Вставай! Подъём!
Это потряхивание, да ещё пара сопроводительных пощёчин, возымели свой эффект. Кортни зевнула, раскрыла глаза и уставилась на нас мутным взором.
— Лина, кэп… В чём дело?
— Это тебя нужно спросить, — сказал я. — Ты пригоршнями ешь снотворное, постоянно дрыхнешь. Так же нельзя!
Глаза Прайс немного прояснились, и в них мелькнуло что-то похожее на злость.
— Почему нельзя? Это моё личное дело, как я провожу своё свободное время.
Я строго произнёс:
— Может, раньше это было твоим личным делом. Но теперь уже нет. Час назад была объявлена тревога, тебя вызвали на мостик — а ты продолжала спать.
Кортни испуганно ойкнула, отбросила в сторону одеяло — благо на ней была ночнушка консервативного фасона, призванная скрывать наготу, а не подчёркивать её, — и попыталась встать. Однако ноги плохо держали её, она присела на койку и прислонилась к плечу Лины.
— Можешь не торопиться, — сказал я. — Тревога отменена. Всё улажено.
— Вам нужно было громче будить меня, — заявила Прайс, оправдываясь. — Я бы проснулась и пришла.
— Ага, вот такая. Полусонная за пультом погружения.
— Я бы выпила стимулятор.
— Снотворное со стимулятором, это круто, — прокомментировала Лина.
Я сокрушённо покачал головой и спросил с мягким упрёком:
— Что ты с собой делаешь?
Кортни снова легла на кровать и тихо заплакала.
— Что я с собой делаю? — заговорила она сквозь слёзы. — Я?… Нет, кэп, это ты со мной делаешь! Ты… ты должен был вышвырнуть меня из команды ещё после первой экспедиции. Но ты взял меня и на Вавилон. Ты забавлялся тем, как девушка, на два года старше тебя, увлеклась тобой, словно сопливая малолетка. Ты жестокий, бессердечный эгоист… И ещё спрашиваешь, что я с собой делаю. Я убегаю в сон от собственных мыслей — вот что я делаю! Когда я не сплю, я думаю о тебе. И о себе. И о том, что мы можем погибнуть. Я умру, так и не узнав твоей любви… И вообще ничьей любви… Но тебе на это наплевать. — Перестав плакать, Прайс перевернулась на другой бок лицом к стенке. — Прошу вас, уйдите оба. Через пять часов у меня вахта. Я должна выспаться.
Несколько секунд я молчал, собираясь с мыслями.
— Кортни, ты понимаешь, что как командир я обязан отстранить тебя от дежурств?
— Ну и отстраняй, — пробормотала она, уже засыпая. — Делай, что хочешь… Чтоб тебе пусто было!..
Мы с Линой беспомощно переглянулись.
Когда Элис сменилась с вахты, мы рассказали ей о случившемся. В своей оценке ситуации она была категорична:
— Это шантаж! Откровенный и бессовестный шантаж.
— Вполне возможно, — кивнул я. — Но это ничего не меняет. Умышленно или нет, Кортни провоцирует меня отстранить её от полёта.
— Чего ты не хочешь делать, — подхватила Элис. — Ведь это станет концом её службы. В другое время всё обошлось бы — но только не сейчас, не накануне войны. Сейчас это расценят как дезертирство. А ты всю жизнь будешь мучиться тем, что испортил девчонке карьеру. Я ведь знаю тебя, как облупленного. Вспомни свои угрызения совести по поводу негодяя Гарсии. А тут ситуация похуже.
— Да, — согласился я. — Хуже некуда. И я не знаю, что делать. Нужно заставить Кортни одуматься. Хотя бы до конца войны — а потом будет легче. Но как это сделать?
— Ты спрашиваешь, уже зная ответ. И ответ единственный.
— Мне он не по вкусу.
— Я понимаю. — Элис достала сигарету и закурила. — Нет, надо же — двадцатишестилетняя девственница! Если, конечно, вы правильно её поняли. И она не солгала вам.
— Не солгала, — ответила Лина. — Я бы почувствовала. Мы всё правильно поняли.
— С ума сойти! С её-то внешностью, с её характером… А особой склонности к девушкам я за ней не замечала.
Лина кивнула:
— Я тоже. Хотя мне она очень нравится.
— И мне, — согласилась Элис.
Я внимательно посмотрел на одну свою жену, потом на другую. И сообщил им, что в третьей жене не нуждаюсь.
— А кто тут говорил о женитьбе? — осведомилась Элис. — Просто роман. Обычный военно-полевой роман.
— Гм. На четверых?
— Да, на четверых. Потому что тебя целиком мы этой шантажистке не уступим. Слишком много захотела, обойдётся.
Я со стоном откинулся на спинку кресла.
— Боже, сейчас я застрелюсь!..
После этого разговора девочки отправились спать в каюту Элис, а я связался с первым пилотом Дэвис и распорядился, чтобы она сменила на посту Прайс. Дэвис была удивлена моим решением, но возражать не стала. Правда, за кадром я услышал недовольное ворчание Вебера, у которого были свои планы на ближайшие семь часов.